Собрался чукча в Москву, летит на самолете. Проходит мимо него стюардесса, чукча останавливает ее, спрашивает: «Скажите, пожалуйста, сколько до Москвы лететь?» Стюардесса в ответ: «Минуточку!» Чукча: «Спасибо, девушка!» Как сказал один пожилой чукча, «на Севере без чувства юмора никуда: зима-то длинная».
Сутки-другие провожу в Анадыре. Снимаю рыбаков на побережье.
Все ждут хода кеты: ловят ее, потрошат-разделывают, солят икру.
Рыбу режут острыми ножами на куски, сбрасывают в пластиковые ведра и относят на корм местным чайкам размером с пингвинов.
Зрелище потрясающее для материкового человека: красная рыба — лосось — в неимоверном количестве уходит на корм птицам! Спрашиваю, почему выбрасывают, не солят, не морозят.
Признаются: икра нужна, а рыба в таком количестве — нет, вот и идет на корм бесполезным птицам. Контроля со стороны никакого.
У местных жителей, так называемых коренных, квота на вылов без ограничений, у всех остальных живущих на Севере есть лицензии на вылов и символический контроль. Дискриминация! Проще сказать, порядка на побережье Анадыря никакого.
Весь берег к обеду усыпан человеческими телами. В море — поплавки-бутылки и сами рыбаки — мужчины, женщины. На каждом высокие рыбацкие костюмы. Штормит который день, сетку далеко от берега не увести, но рыбу и без того течением и волнами загоняет в нехитрые рыбацкие снасти.
Местные говорят: «Море — наш телевизор». Наблюдаю за одним, другим, третьим. Меняются позиции, люди, объем частных «рыбозаготовок». Самое примечательное место — справа от пассажирского пирса. Круглосуточная бригада выставила здесь сразу четыре эмалированные ванны.
В каждую ведрами наливается морская вода, и выловленная рыба, фактически свежая, моментально погружается в эту посудину. Несколько часов кряду — и, в случае удачи, ванны одна за другой наполняются «серебром».
И кажется, на всем побережье только здесь используют выловленную в море рыбу подчистую.
Здесь же, на жестком невысоком проветриваемом берегу, выставлены палатки. Дневные дежурные сменяют утренних.
Вода холодная, в конце июля — начале августа она уже не прогревается. У рыбаков стынут пальцы, и с наступлением сумерек разводится костер, греется вода в чайнике…
Два рыбака — две снасти. У одного резиновая лодка, позволяющая ему чуть ли не вдвое дальше выставлять сетку и проверять ее. А другой, менее удачливый, раз за разом заходит в стылую вечернюю воду, поднимает сетку за пластиковую бутылку-поплавок и ни с чем возвращается на берег.
Лодка — это преимущество, в здешних условиях неоспоримое. Может быть, не совсем поворотливое, и скорость проверки отличается от той, что есть у человека, который своими ногами измеряет глубину.
Но рыбак на лодке поясняет: «Берег здесь каменистый, камни скользкие, и ходить не всегда безопасно». Кроме этого, течение здесь мощное. Это место, где Анадырь встречается с холодными водами Берингова моря, поэтому и рыба тут ловится практически круглосуточно.
В совхозе имени XХII съезда КПСС, сразу за поворотом, в 400 метрах от Анадыря, картина иная.
Обилие людей и снастей на один квадратный метр побережья и воды потрясающее. Рыбаки сами контролируют и себя, и свои выходы. В одних случаях помогает интуиция, в других — действует расчет и наблюдения.
Большинство этих рыбаков живут на побережье, где в одну линию вытянулись построенные еще в советское время многоэтажные дома. В перестроечный период совхоз, в котором работали многие местные жители, прекратил свое существование, и частный промысел стал для них спасительным.
